Дональд Гамильтон - Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным]

На хорошеньком личике Наоми на мгновение промелькнула тень откровенной злобы и бешенства, но она тут же справилась со своими чувствами. Пожав хрупкими плечиками, она отвернулась. Мьюр знаком приказал мне следовать за ней. Думаю, я мог считать это комплиментом: из двух своих пленников он полагал меня более опасным и не хотел, чтобы я находился рядом с ним.

— Никаких штучек, мистер Клевенджер, — предупредил он, — Как вы слышали: будете вести себя хорошо, и с вами ничего не случится.

— Не случится! — воскликнула Дженни, — Связанные в туннеле! Пока нас найдут, мы умрем с голоду.

— Сомневаюсь, — возразил Мьюр, — Ваш долговязый друг кажется мне предприимчивым человеком. Уверен, что ему со временем удастся освободить и себя и вас. А теперь — за ним, пожалуйста.

Дженни отпрянула в сторону.

— Но не можете же вы…

— Вперед! — оборвал он ее, теряя терпение. И Дженни замолчала. Я услышал, как она вошла в туннель следом за мной.

Внутри мне нисколько не понравилось. Амбиции спелеолога у меня начисто отсутствуют, и я не люблю находиться под землей даже в самых комфортабельных и приспособленных для посещения туристов пещерах. А это была просто старая, заброшенная, уходящая вниз дыра в холме, достаточно широкая, но отнюдь не предназначенная для людей шести футов ростом и выше, в чем я немедленно убедился, ударившись головой о свод туннеля. На полу по полусгнившим шпалам бежали ржавые рельсы. Время от времени попадались изъеденные коррозией тележки, куски кабеля и перекрученного провода.

Картина была довольно безрадостная, но я испытывал облегчение при мысли, что задание фактически выполнено. Нам оставалось только дать себя связать, как послушным деткам, и надеяться на то, что неторопливое благоразумие Мьюра возобладает над кровожадными порывами Наоми. О нашем освобождении мы могли подумать после того, как эта парочка отправится с бумагами по последнему участку длинного пути, начавшегося на другом конце континента. Как правильно предположил Мьюр, я располагал кое-какими приспособлениями (в частности, пряжкой на поясе с остро отточенными краями), которые предназначались именно для такого случая.

Туннель сделался ниже, причем настолько, что двигавшаяся впереди Наоми была вынуждена согнуться пополам, чтобы проползти под нависшей скалой. Мне в том же вместе пришлось встать на четвереньки. По другую сторону скалы туннель сразу расширился, дав возможность двигаться вперед, не прибегая к акробатике.

За моей спиной Дженни ожесточенно жаловалась на мешающее ей платье и ущерб, наносимый ее одежде в этих грязных трущобах. У меня было время почувствовать, что ее стенания звучат как-то фальшиво — словно бы она нарочно издавала подобного рода усыпляющие бдительность звуки, руководствуясь теорией, что женщина, беспокоящаяся о своих тряпках, не может быть опасна.

Едва эта мысль осенила меня, как я тут же повернулся, но было уже поздно. Глупая женщина бросилась в атаку. Может быть, она и вправду считала, будто это ее последний шанс. Мьюр, вероятно, потерял всякую осторожность, слушая нытье Дженни, потому что, пролезая под скалой, вытянул руку с пистолетом вперед. И моя дама оказалась тут как тут. Последовала короткая возня, потом крик:

— Дэйв, пистолет у меня! Ловите, вы знаете, как с ним обращаться.

И тут же я увидел, как «люггер» скользит ко мне по дну туннеля. Черт! Меня тянуло схватить его не больше, чем рассерженную гремучую змею. Я ни в кого не хотел стрелять! Дженни, сидя верхом на Мьюре, решительно и отнюдь не по-женски молотила его кулаками. Я почему-то вспомнил о комбайнах и других сельскохозяйственных машинах, которые, по ее рассказам, она водила в молодости. И я подумал, куда, черт побери, девались милые, нежные киногероини, которые, хныча, жались к стенке, пока мужчины сражались?

И вот теперь, после стольких приключений, когда я уже не желал ничего, кроме мира и покоя, да пары веревок вокруг костей и лодыжек, судьба послала мне в помощь рыжую ирландскую дикую кошку.

Впрочем, времени для долгих сожалений не было. Я  очнулся от своего секундного транса. Пистолет был рядом, я схватил его и сделал прыжок в сторону, полагая, что через мгновение струя кислоты прорежет воздух. Перекатившись на бок и ударившись о стенку туннеля, я вскочил на ноги, держа пистолет наготове, и увидел, что был более или менее прав.

Наоми поставила фонарь на пол. Не обращая на меня внимания, она нацелила свою олеумную игрушку на две фигуры, ожесточенно возившиеся между старыми рельсами позади и выше нее. Судя по всему, девчонку не очень волновало, которая из сражающихся сторон подвергнется освежающему действию кислоты, лишь бы только она сама тоже могла поучаствовать в развертывающихся событиях.

Этого я ей позволить не мог. Грубо говоря, Дженни можно было пожертвовать, но Мьюром — нет. Ему, черт возьми, предстоит править лодкой, а для такого дела зрение у него должно сохраниться в полном объеме. Что бы ни случилось с другими, он был, если можно так выразиться, кислотонеприкосновенен. Он сам подсказал мне, указав, что один может доставить документы не хуже, чем двое, если это один — Гастон Мьюр.

Тем не менее я пытался сделать ей поблажку. Честное слово, пытался! Я навел «люггер», чтобы обезоружить, а не убить. Но в спешке я как-то забыл, что держит в руке Наоми. Она же, задрав ствол пистолета вверх, опускала его теперь до уровня плеча, прицеливаясь на манер ковбоев. Насмотревшись вестернов, нынешние сопляки думают, будто обязательно надо проткнуть небо стволом револьвера, прежде чем выстрелить.

Они забывают, что эта «вверх-вниз» процедура имела смысл только в те времена, когда приходилось отбрасывать гильзу после каждого выстрела, чтобы не заклинить затвор.

Второй раз в ходе операции мне приходилось стрелять навскидку из незнакомого оружия. Но пистолет Мьюра был хорошо пристрелен и попадал туда, куда его направляли. Поэтому на этот раз я не промахнулся. Маленькая, 7,65-миллиметровая быстрая пуля перехватила опускающуюся руку Наоми, и кислотный пистолет взорвался в пяти дюймах от ее носа. Потому что стеклянный контейнер, заполненный жидкостью, не просто разбивается вдребезги, а именно взрывается, когда в него попадает пуля, движущаяся с такой скоростью.

На мгновение наступила полная тишина, нарушаемая только прерывистым шорохом: комочки грязи, отколотые звуковой волной, падали вниз с потолка туннеля. Потом Наоми закричала.

Жуткий звук прорезал тишину пустого туннеля, заполнив его хнычущими, бессмысленно хихикающими, бормочущими отголосками эха. Наоми закричала еще раз и повернулась в мою сторону. Рукав и плечо ее темной рубашки были покрыты светлыми пятнами — там, где кислота обесцветила ткань. Обе руки ее были прижаты к лицу. Казалось, она не замечала, что из кисти правой руки льется кровь. Пуля, уничтожившая оружие Наоми, прошла сквозь ее руку навылет. Она споткнулась о фонарь, упала, и в туннеле стало темно.

Теперь крики Наоми не прерывались ни на мгновение, но сейчас меня интересовал другой звук. Все равно, не имея ни воды, ни морфия для смягчения боли, я ничего не мог для нее сделать. Что ж, еще одним почтовым голубем меньше. Я выбросил ее из головы и сконцентрировал внимание на тихом шорохе, который свидетельствовал о том, что Мьюр, как всякий разумный человек, потерявший оружие, драл без задних ног отсюда подальше. Мысленно я от души пожелал ему счастливого пути, надеясь, что он будет осторожен и не сломает себе ногу или еще что-нибудь, скатываясь по склону холма к «фольксвагену».

Наоми повернулась и двинулась вниз в глубину туннеля, спотыкаясь, падая и как-то однообразно, механически крича, словно раненый зверь. Я услышал, как она поползла на четвереньках. Шорох от ее передвижения становился все слабее, потом прекратился и наконец затихли и крики. Наступила тишина, которую я не стремился нарушить, желая предоставить Мьюру как можно больше времени.

— Дэйв…

Я почти забыл о моей непрошеной спасительнице, Дженни Боевом Коньке.

— Здесь, ирландочка.

— Как вы думаете, она… они?..

— Эта штука не убивает, — ответил я. — Хотя сейчас она, возможно, молит Бога, чтобы это было не так. Не двигайтесь, пока я не зажгу свет.

Я зажег спичку, нашел фонарь и осмотрел его. Стекло уцелело; часть керосина вытекла, но в резервуаре было еще вполне достаточно. Желтый свет фонаря показался очень ярким после непроглядной темноты. На полу виднелись осколки стекла и темные пятна жидкости. Обойдя их, я подошел к Дженни на обломке скалы. После героической борьбы за нашу жизнь и свободу она представляла собой довольно интригующую картину, но нанесенный ей ущерб на первый взгляд казался незначительным.

— Пошли, — сказал я, наклоняясь, чтобы пролезть в уже знакомую дыру.

— Но… но не можете же вы просто оставить ее здесь? — Дженни была шокирована.